Изучение агиографической (житийной) литературы –
излюбленного чтения наших предков – является средством постижения
духовной жизни народа. Как пишет замечательный русский философ и
историк Георгий Федотов, “в допетровские времена сложился архетип
духовной жизни русского народа, ставший идеалом для всех
последующих поколений”.
История русской святости начинается со святых страстотерпцев Бориса и Глеба, затем к ним присоединяются монахи, святители, далее князья, прославленные своим общественным и религиозным служением. Наконец, XV–XVI века ознаменованы новым типом подвижничества, которого не знало католическое христианство, это подвиг юродства.
В русской православной традиции, на наш взгляд, существует еще один особый тип святости, не привлекший внимание исследователей, – это чин детской святости, который составляют особо почитаемые, канонизированные церковью или местно чтимые дети (младенцы до 7 лет и отроки до 15 или до 18 лет). В этом контексте несомненный интерес представляют жития в части описания детских и юношеских лет будущих святых /Жития Святых Святителя Дмитрия Ростовского. Репр. изд. Козельск, 1992/.
Кто они – святые дети? Среди них есть князья, такие, как юный князь Феодор Новгородский, умерший в 16 лет при загадочных обстоятельствах. Есть и монахи – двенадцатилетний инок Иоасаф, умерший в 17 лет в монастыре, благословляя всех братьев-монахов как отец. Были среди них юродивые Христа ради: Иаков Боровичский, Иоанн Устюжский и др. Особое религиозное благоговение питалось в народе к детям, погибшим насильственной смертью, что приближает их к русским страстотерпцам и мученикам: это царевич Димитрий, зарезанный в Угличе, отрок Гавриил Слуцкий – жертва ритуального убийства, младенец Иоанн Углический, убитый работником отца, Василий Мангазейский, также погибший от рук мучителя и убийцы. Совершенно особняком стоит житие святого отрока Артемия Веркольского – крестьянского мальчика из глухой деревни в Архангельской губернии, в 12 лет убитого молнией, канонизированного в XVII в...
Уже краткое перечисление детей – святых невольно вызывает вопрос: почему, за какие заслуги перед Церковью и государством эти имена оказались в святцах? Почему, например, не Ярослав Мудрый, а его современник – кроткий княжич Феодор Новгородский, – в 16 лет, внезапно умерший накануне своей свадьбы, сподобился венца святости? Парадоксальность детской святости и народного почитания детей кажется еще более очевидной при обращении к историческим материалам о месте ребенка, детства в социальной жизни русского народа того времени.
В российском законодательстве вплоть до начала ХХ века отсутствовали статьи, охраняющие права детей; даже совершеннолетние дети в отношении к родителям имели преимущественно обязанности, а не права. Это положение дел убедительно иллюстрирует анализ русского языка: например, этимология слова «ребенок» восходит к слову «рабъ», а «отрокъ» восходит к праславянскому языку и означает «не имеющий права говорить», т.е. молодой человек до совершеннолетия, до 21 года (либо до вступления в брак) не имел на Руси решающего права голоса в обсуждении семейных дел.
Далее
История русской святости начинается со святых страстотерпцев Бориса и Глеба, затем к ним присоединяются монахи, святители, далее князья, прославленные своим общественным и религиозным служением. Наконец, XV–XVI века ознаменованы новым типом подвижничества, которого не знало католическое христианство, это подвиг юродства.
В русской православной традиции, на наш взгляд, существует еще один особый тип святости, не привлекший внимание исследователей, – это чин детской святости, который составляют особо почитаемые, канонизированные церковью или местно чтимые дети (младенцы до 7 лет и отроки до 15 или до 18 лет). В этом контексте несомненный интерес представляют жития в части описания детских и юношеских лет будущих святых /Жития Святых Святителя Дмитрия Ростовского. Репр. изд. Козельск, 1992/.
Кто они – святые дети? Среди них есть князья, такие, как юный князь Феодор Новгородский, умерший в 16 лет при загадочных обстоятельствах. Есть и монахи – двенадцатилетний инок Иоасаф, умерший в 17 лет в монастыре, благословляя всех братьев-монахов как отец. Были среди них юродивые Христа ради: Иаков Боровичский, Иоанн Устюжский и др. Особое религиозное благоговение питалось в народе к детям, погибшим насильственной смертью, что приближает их к русским страстотерпцам и мученикам: это царевич Димитрий, зарезанный в Угличе, отрок Гавриил Слуцкий – жертва ритуального убийства, младенец Иоанн Углический, убитый работником отца, Василий Мангазейский, также погибший от рук мучителя и убийцы. Совершенно особняком стоит житие святого отрока Артемия Веркольского – крестьянского мальчика из глухой деревни в Архангельской губернии, в 12 лет убитого молнией, канонизированного в XVII в...
Уже краткое перечисление детей – святых невольно вызывает вопрос: почему, за какие заслуги перед Церковью и государством эти имена оказались в святцах? Почему, например, не Ярослав Мудрый, а его современник – кроткий княжич Феодор Новгородский, – в 16 лет, внезапно умерший накануне своей свадьбы, сподобился венца святости? Парадоксальность детской святости и народного почитания детей кажется еще более очевидной при обращении к историческим материалам о месте ребенка, детства в социальной жизни русского народа того времени.
В российском законодательстве вплоть до начала ХХ века отсутствовали статьи, охраняющие права детей; даже совершеннолетние дети в отношении к родителям имели преимущественно обязанности, а не права. Это положение дел убедительно иллюстрирует анализ русского языка: например, этимология слова «ребенок» восходит к слову «рабъ», а «отрокъ» восходит к праславянскому языку и означает «не имеющий права говорить», т.е. молодой человек до совершеннолетия, до 21 года (либо до вступления в брак) не имел на Руси решающего права голоса в обсуждении семейных дел.
Далее
Комментариев нет:
Отправить комментарий