Тайну цареву прилично хранить,
2 а о делах Божиих объявлятьпохвально. Так сказал ангел Товиту
3
после чудесного прозрения очей его и после перенесенных им тягот, от
которых Товит по своему благочестию был потом избавлен. Ибо разгласить
цареву тайну опасно и губительно, умалчивать же о пречудных делах Божиих
вредит душу. Потому, страшась умолчать о божественном и опасаясь участи
раба, который, получив от владыки своего талант, зарыл его в землю
4
и данное ему для пользования спрятал, не истратив, я не утаю дошедшего
до меня священного предания. Да уверует всякий в слово мое, передающее
то, что мне довелось услышать, да не подумает он, поразившись величием
случившегося, будто я что-нибудь приукрашиваю. Да не уклонюсь я от
истины и да не искажу ее в слове своем, где упомянут Бог.
Не пристало, думаю я, умалять величие воплощенного Бога Слова,
соблазняясь об истинности передаваемых о нем преданий. К людям же,
которые будут читать эту мою запись и, поразившись предивному, что в ней
запечатлено, не захотят ему поверить, пусть милостив будет Господь,
ибо, отправляясь от несовершенства естества человеческого, они считают
невероятным все, что выше людского понимания. Далее я перейду к своему
повествованию о том, что случилось во времена наши и о чем поведал
святой муж, привыкший с самого детства говорить и совершать угодное
Богу.
Пусть же не соблазнит неверного заблуждение, будто в наши дни не
случается столь великих чудес. Ибо благодать Господня, из поколения в
поколение нисходящая на святые души, приготовляет, по слову Соломона,
друзей Господа и пророков. 5 Однако пора приступить к благочестивому
этому повествованию.
В палестинских монастырях подвизался некий муж, равно украшенный
делом и словом, который чуть что не с пелен был взрощен в монастырском
обычае и трудах. Старец этот звался Зосима. Пусть никто на основании его
имени не подумает, что я говорю о том Зосиме, который был обвинен в
ереси. Этот и тот — разные люди и весьма отличны один от другого, хотя
оба носят одинаковое имя. Этот искони православный Зосима жил в каком-то
из древних монастырей, проходя поприще подвижничества. Он укрепил себя
во всяческом смирении, соблюдал всякое правило, поставленное в этой
школе подвига ее наставниками, а многое сам добровольно назначал себе,
стремясь подчинить плоть духу. И старец достиг избранной цели, ибо столь
прославился как муж духовный, что из ближайших, а нередко и из дальних
монастырей постоянно приходило к нему множество братьев, чтобы его
наставлением укрепиться для подвига. И хотя он предан был деятельной
добродетели, всегда размышлял над словом Божиим, и ложась в постель
свою, и вставая ото сна, и занятый рукоделием, и когда случалось ему
вкушать от пищи. Если же тебе угодно знать, каким брашном он насыщался,
то скажу тебе, что постоянным псалмопением и раздумиями над Священным
писанием. Рассказывают, что нередко старец удостаивался божественных
видений, ибо получал озарение свыше. Как сказал Господь: «Кто не
оскверняет плоть и всегда трезвится, 6 бодрствующим оком души видит
божественные видения и получает в награду блага вечные».
Зосима говорил, что еще малым дитятей отдан был в этот монастырь и до
своего 53-го года проходил там поприще подвижничества, а потом смутился
мыслью, что по совершенству своему во всем не нуждается более в
наставничестве. Так, по словам его, он рассуждал в своей душе: «Есть
разве на земле монах, который мог бы преподать мне что-нибудь или был бы
в состоянии наставлять меня в подвиге, какого я не ведаю и в каковом не
упражнялся? Разве сыщется кто среди пустынножителей болий меня
деятельной жизнью или созерцательной?». Однажды старцу предстает некий
муж и говорит ему: «Зосима, ты славно, и, насколько это в силах
человеческих, подвизался, и славно прошел монашеское поприще. Однако
никто не достигает совершенства и ожидающий его подвиг труднее уже
совершенного, хотя человек этого и не ведает. Чтобы ты узнал, сколько
есть еще других дорог ко спасению, уйди из родной земли и из дома отца
твоего, подобно тому славному праотцу Аврааму,
7 и ступай в
монастырь вблизи реки Иордана». Тотчас старец, согласно этому велению,
покидает обитель, в которой он с младенческих лет жил, приближается к
святейшей среди рек, Иордану, и, путеводимый тем же ранее представшим
ему мужем, находит монастырь, который предуставил ему для жительства
Бог. Постучав в двери, он видит привратника, который сообщает о его
приходе игумену. Тот, приняв старца и увидев, что он со смирением по
монашескому обычаю творит поклон и просит за него помолиться,
спрашивает: «Откуда и зачем ты пришел, брат, к этим смиренным старцам?».
Зосима отвечает: «Откуда я пришел, незачем говорить, пришел же я, отец,
ради назидания духовного, ибо слышал о вашем славном и достохвальном
житии, могущем духовно приблизить ко Христу, Богу нашему». Игумен сказал
ему: «Единый Бог, брат мой, врачует слабость человеческую, и он
обнаружит тебе и нам Божественную Свою волю и наставит тому, как надобно
поступать. Человек же не может наставить человека, если тот сам не
будет постоянно ревновать о духовной пользе и рассудительно стремиться
совершать должное, надеясь в этом на помощь Божию. Однако, если любовь к
Богу подвигла тебя, как ты говоришь, прийти к нам, смиренным старцам,
оставайся здесь, раз ты для этого пришел, и добрый пастырь, отдавший
душу свою во искупление наше и по имени зовущий своих овец,8 напитает
всех нас благодатью Святого Духа». Когда он кончил, Зосима снова
склонился перед ним и, попросив игумена помолиться за него и сказав
«аминь», остался в том монастыре. Он увидел, как старцы, преславные
своей деятельной жизнью и созерцанием, служат Богу: псалмопение в
монастыре никогда не смолкало и длилось всенощно, в руках монахов всегда
была какая-нибудь работа, а на устах псалмы, никто не произносил
праздного слова, заботы о преходящем не тревожили, годовые прибытки и
попечение о житейских печалях даже по имени не были известны в обители.
Единственным стремлением у всех было, чтобы каждый был мертв телесно,
ибо умер и перестал существовать для мира и всего мирского. Всегдашним
брашном были там боговдохновенные слова, тело же монахи поддерживали
только самым необходимым, хлебом и водой, ибо каждый горел любовью к
Богу. Зосима, увидев их житие, ревновал об еще большем подвиге, принимая
все более тяжелые труды, и нашел сподвижников, прилежно трудившихся в
вертограде Господнем. Прошло довольно дней, и настало время, когда
христиане наблюдают Великий пост, приготовляясь почтить страсти Господни
и Воскресение. Монастырские ворота более не отворялись и постоянно были
на запоре, чтобы монахи без помех могли свершать свой подвиг. Отмыкать
ворота запрещалось, кроме тех редких случаев, когда сторонний монах
приходил за каким-нибудь делом. Ведь место то было пустынное,
недоступное и почти не известное соседним монахам. В монастыре исстари
соблюдалось правило, из-за которого, я полагаю, Бог привел Зосиму сюда.
Что это за правило и как оно соблюдалось, я сейчас скажу. В воскресенье
перед началом первой седмицы поста по обычаю преподавалось причастие, и
всякий приобщался чистых тех и животворящих тайн и, как это принято,
вкушал немного от еды; все затем вновь собирались в храме, и после
долгой молитвы, творимой коленопреклоненно, старцы давали друг другу
целование, каждый из них с поклоном подходил к игумену, прося его
благословения на предстоящий подвиг. По окончании этих обрядов монахи
отворяли ворота, согласным хором пели псалом: «Господь свет мой и
спасение мое
9: кого мне бояться? Господь крепость жизни
моей: кого мне страшиться?» — и все выходили из обители, оставляя там
кого-нибудь не за тем, чтобы сторожить их добро (ибо у них не было
ничего, что могло бы привлечь воров), но дабы не оставлять церковь без
присмотра. Каждый запасался чем мог и чем хотел из съестного: один брал
сколько ему требовалось хлеба, другой — сушеные фиги, третий — финики,
четвертый — моченые бобы; некоторые не брали с собой ничего, кроме
рубища, прикрывавшего их тело, и насыщались, когда испытывали голод,
растущими в пустыне травами. Правилом и непреложно наблюдаемым законом у
них было, чтобы один монах не знал, как подвизается другой и чем
занят. Едва перейдя Иордан, все далеко отходили друг от друга,
разбредались по всей пустыне, и один не приближался к другому. Если же
кто издали замечал, что какой-нибудь брат идет в его сторону, не медля
уклонялся с дороги, и шел в другом направлении, и пребывал наедине с
Богом, непрестанно распевая псалмы и питаясь тем, что оказывалось под
рукой. Так монахи проводили все дни поста и возвращались в монастырь в
воскресенье, предшествующее животворящему восстанию Спасителя из
мертвых, чтобы торжествовать предпразднество по чину церкви с ваями.
10
Каждый приходил в монастырь с плодами своих трудов, зная, какой его
подвиг и какие семена он взрастил, и один не спрашивал другого, как тот
проходил назначенное себе состязание. Таково было это монастырское
правило, и так оно во благо свершалось. Ведь в пустыне, имея судьей
единственно Бога, человек состязается с самим собой не ради угождения
людям и не для того, чтобы выставить свою стойкость напоказ. Свершаемое
же ради людей и им в угоду, не то что без пользы для подвизающегося, а
служит для него причиной великого зла.
И вот Зосима, по положенному в этом монастыре правилу, с малым
запасом необходимого для телесных нужд пропитания и в одном рубище
перешел Иордан. Следуя этому правилу, он шел по пустыне и ел, когда его
побуждал к тому голод. Ночью там, где его застигала темнота, он прямо на
земле вкушал краткий сон, а на рассвете снова продолжал путь и всегда
шел в одном направлении. Ему хотелось, как он говорил, дойти до
внутренней пустыни (текст испорчен — прим. пер.), где он надеялся
встретить кого-нибудь из живущих там отцов, который мог бы духовно
просветить его. Зосима шел быстро, словно спеша к какому-то славному и
знаменитому прибежищу. Он шел так 20 дней и однажды около шестого часа
решил на малое время остановиться и, взглянув на восток, сотворил
обычную молитву.
Большей частью он в определенные часы дня останавливался на краткий
отдых, творил песнопения и, преклонив колена, молился. Тут во время
молитвы, когда глаза его были возведены к небу, справа от места, где он
стоял, Зосима увидел как бы человеческую тень. Он задрожал от ужаса,
думая, что это диавольское наваждение. Оградив себя крестным знамением,
ибо в это время кончил молитву, и стряхнув страх, Зосима оборотился и
увидел, что подлинно кто-то идет в сторону полдня, Человек был наг,
темен кожей, как те, кого опалил солнечный жар, волосы же имел белые,
как руно, и короткие, так что они едва достигали шеи. Зосима, увидев
идущего и словно впав от радости в восторг, исполненный ликования из-за
удивительного зрелища, бросился бежать в ту сторону, куда поспешал
представший ему муж. Старец возвеселился неизреченным веселием, ибо не
видел во все те дни ни людского облика, ни следов или признаков зверя
или птицы и жаждал узнать, что это за человек и откуда, надеясь стать
свидетелем и очевидцем преславных дел. Когда этот путник понял, что
издали за ним следует Зосима, он бросился бежать в глубь пустыни.
Зосима же, как бы забыв о своей старости и презрев тяготы пути, решил
его настигнуть. Он преследовал, а муж тот усиливался уходить. Но Зосима
бежал быстрее и вскоре приблизился к убегающему. Когда же настолько
близко подошел, что можно было расслышать голос, Зосима стал кричать и
так со слезами говорил: «Зачем бежишь меня, грешного старца? Раб Божий,
подожди, кто бы ты ни был, ради Бога, по любви к которому ты поселился в
этой пустыне. Подожди меня, немощного и недостойного, ради надежды
своей на награду за подъятый тобою труд. Остановись, удостой старца
своей молитвы и благословения ради Бога, не отторгающего ни единого
человека». Пока Зосима все это со слезами говорил, оба они оказались как
бы в ложе, изрытом речным потоком. Я не думаю, что когда-нибудь там
протекала река (ибо как это могло быть в пустыне?), но место было тем не
менее таково на вид.
Комментарии
*Все ново- и ветхозаветные цитаты даются в синодальном переводе.
1. Сказание, как показал Г. Узенер (Usener H. Der heilige Tychon.
Leipzig — Berlin, 1907, S. 78), ошибочно приписывается перу
иерусалимского патриарха Софрония I (634-644); его сюжет использован
Иваном Аксаковым в поэме «Мария Египетская» («Библ. поэта». Большая сер.
Л., 1960).
2. Тайну цареву прилично хранить... — Тов. 12,7.
3. Товит — праведный иудей; из-за своего благочестивого поступка потерял
зрение, но никогда не роптал на Бога и был вознагражден.
4. ...получив от владыки своего талант, зарыл его в землю... — намек на
евангельскую притчу о рабе, в отличие от своих сотоварищей ни на что не
употребившем данный ему господином талант и вызвавшем этим его
неудовольствие. Матф. 25, 14-30.
5. ...приготовляет, по слову Соломона, друзей Господа и пророков. — Прем. Сол. 7, 27.
6. Кто не оскверняет плоть и всегда трезвится... — источник цитаты не удалось установить; вероятно, намек на Матф. 5, 8.
7. Авраам — родоначальник еврейского народа, славившийся своей праведностью.
8. ...по имени зовущий своих овец... — намек на Иоанн 10, 3: «И овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени...»
9. Господь свет мой и спасение мое... — Пс. 26 (27), 1.
10. ...торжествовать предпразднество по чину церкви с ваями. — Великие
праздники церковного календаря имели предпразднества, подготовлявшие
верующего к их встрече. Здесь речь идет о Вербном воскресенье, которые
чтили ваями, т. е. ветвями финиковой или палестинской ивы.
Pages: 1
2 3 4
