Лев Толстой и Чехов: как начинался спор системной и адресной помощи

Лев Толстой был и вдохновителем, и рядовым участником первой переписи нуждающегося населения Москвы. Это был один из первых опытов системной благотворительности
Как известно, отмена крепостного права, произошедшая в России в 1861 году, имела далеко не только позитивные последствия.

Множество наших соотечественников — ранее, пусть худо-бедно, но присмотренных деревенской общиной, вместе со свободами получили отсутствие каких бы то ни было социальных гарантий. Не имея социального опыта проживания в крупных городах, предоставленные сами себе, они моментально становились обитателями городского дна. Именно эти люди в первую очередь нуждались в поддержке благотворительных институтов — как государственных, так и частных.
Чтобы выявить масштабы и характер бедствия, в 1882 году в Москве провели первую серьезную перепись населения. Среди прочих в ней, в качестве простого переписчика, участвовал писатель Лев Николаевич Толстой. Он вызвался добровольно — чтобы, во-первых, почерпнуть из этого мероприятия новые материалы для литературных трудов, а во-вторых, чтобы помочь нуждающимся словом и делом. Но тотчас передним встал вопрос всех благотворителей — что важнее — получить полные данные и обустроить помощную систему, или…
«Накормить старуху»
Лев Толстой был не только участником переписи — он стоял в ряду ее инициаторов. Еще в самом начале 1882 года он писал в статье  «О переписи в Москве»: «Будем записывать, считать, но не будем забывать, что если нам встретится человек раздетый и голодный, то помочь ему важнее всех возможных исследований, открытий всех возможных наук; что если был бы вопрос о том, заняться ли старухой, которая второй день не ела, или погубить всю работу переписи, то пропадай вся перепись, только бы накормить старуху!»
Планы самые благородные: «Я предлагал воспользоваться переписью для того, чтобы узнать нищету в Москве и помочь ей делом и деньгами, и сделать так, чтобы бедных не было в Москве».
Когда же дело дошло до дележа участков, Лев Николаевич выбралсебе один из самых неблагополучных, Проточный переулок и его окрестности. Стоявшие здесь доходные дома могли поспорить с точки зрения нищеты и криминала с легендарной московской Хитровкой, а во многом и превосходили ее. Большинство из них принадлежало к неформальному, и, прямо говоря, преступному,  объединению «Ржаная крепость».

Далее

Зарождение христианской благотворительности

А.А. Быков

Христианство появилось в I в. н.э. в рамках огромной Римской империи, простиравшейся от Евфрата до Атлантики и от Британии до пустыни Сахара. Ни до, ни после не было государства, сумевшего сделать Средиземное море своим внутренним.

Отметим и очень разнородный этнорелигиозный состав этой великой империи, что, бесспорно, имело значение для последующero господства христианства. Смогло бы христианство после столетий борьбы победить другие религии в относительно однородном греко-римском религиозном пространстве? Вряд ли. Или намного позднее. Вспомним попытки реанимации умирающего античного миpa римским императором Юлианом Отступником (361- 363 гг.), или ностальгическую любовь римских сенаторов к своим языческим богам даже в V в. н.э. Античный Mиp сопротивлялся новой религии достаточно долго, но как мы увидим, не хотел признавать своего же «сумрачного и аскетичного ребенка», который мешал жить по-прежнему, весело и беззаботно с одной ценностью — гедонизмом.
Однако в свое время возник вопрос: почему же христианство победило и стало доминирующей конфессией Римской империи в IV в.? Интересен вопрос и о роли собственно античной культуры в этом процессе, тем более что христианские авторы эту роль не признают либо стараются сильно преуменьшить (в частности, по поводу происхождения интересующей нас благотворительности).

Ф.Ф. Зелинский, один из глубоких знатоков Античности, в своем классическом труде «История античных религий» анализирует подготовленность языческого мира к восприятию христианства (в чем он был абсолютно уверен). Эта подготовленность обусловлена тремя факторами:
1) развитием языческой религии;
2) развитием философской спекуляции;
3) развитием науки.
Конечно, важной предпосылкой было состояние религиозного сознания. По мнению Ф.Ф. Зелинского, если «...явная греческая религия находилась в состоянии разложения и поэтому особенно сильного препятствия не представляла, то, наоборот, тайная религия мистерии (не столько, впрочем, элевсинских, сколько орфических) пользовалась широкой популярностью; но она же в значительной степени предваряла христианство и этим шла ему навстречу».
Главное в орфизме — это миф о страждущем боге — спасителе, Дионисе Загрее, растерзанном титанами, и миф о воскресении (Эвридики — Орфеем). Этот культ внимания верующих (в противоположность явной религии с ее несбыточным догматом о восстановлении справедливости на земле) направлял на загробную жизнь, суля вечное блаженство — добрым, наказания, вечные и временные — злым, и развивая практику постов, омовений и очищений, посредством которых человек во время земной жизни мог подготовить себе лучшую участь по ту сторону смерти.

Римское многобожие в противоположность греческому отличалось полной неопределенностью, качественной и количественной, и было поэтому склонно к интеграции, результатом которой должно было быть поклонение одному всеобъемлющему божеству. В данную эпоху таким божеством старались сделать «гения» царствующего дома (это было, в принципе, далеко не тождественно с обоготворением самого императора, но на практике часто сводилось к нему), что предваряло в одно и то же время два догмата христианской религии: во-первых, ее монотеизм; во-вторых, ее учение о Богочеловеке. Что касается последнего пункта, то можно сказать, что именно благодаря нему христианство стало столь естественной релшией греко-римской культуры, как оно было несовместимо с иудаизмом.
Позиция другого ученого Aube отчасти совпадает с позицией Ф.Ф. Зелинского. Он считал, что религия Римской империи слишком мало была дидактичной; она не имела догматов, строго формулированных, вероучения, заключенного в катехизис, что и предопределило ее замену христианством.
Отметим, что и восточные культы, проникающие на территорию Римской империи (Митра Непобедимый, Великая мать Идейская Изида, каппадокийская Ма или Беллона), были близки к монотеизму. Стремление к единобожию становится главной тенденцией религиозного мышления и творчества первых веков новой эры.
Однако путь христианства к полному доминированию в Римской империи был весьма тернист, как, впрочем, и жизнь самого Иисуса Христа. До сих пор представляет интерес дихотомическая связка проблем: гонения на христиан и религиозная толерантность. Эти проблемы отчасти связаны и с поддержкой духовной и материальной в рамках христианских общин.
Мнения по поводу вышеназванных проблем сильно расходятся. Aube считал, что «Рим отличался религиозной толерантностью, самого понятия преступления против религии не существовало, не было поэтому и понятия преследования за веру; власть уважала индивидуальную совесть и предоставляла ей весьма широкие льготы; при свободе совести не было особого трибунала, карающего за мнения, потому что cogitationis poenam nemo patitur; карались не мнения, а дела. Потому-то не только в I в. не было издано указов против христиан, но и во II в. Даже рескрипт Траяна был не против христиан, а только по делу христиан .

Э. Ренан не менее категоричен: «Свобода мысли была абсолютна. От Нерона до Константина ни один мыслитель, ни один ученый не подвергался стеснениями в своей работе... всем культам, которые сами были терпимы к другим, жилось очень свободно в империи; причина же исключительного положения христианства и ранее его, иудаизма, заключалась в их нетерпимости».
А. Донини, видный итальянский религиовед, считал, что религиозная терпимость Рима — это миф [4. С. 171]. Однако А. Донини очень осторожный в научном плане и объективный ученый. «Гонения были и продолжались до начала IV в., даже если число жертв было не столь велико, как хотят думать. Важнее объяснить их причины, нежели установить их пропорции» [Там же. С. 77]. К таким причинам в первую очередь относится социально-политический климат эпохи. Бесспорно, что «апокалиптическая литература, по происхождению иудаистская, а позже христианская, никогда не была очень благосклонной по отношению к римским властям. От книги Притчей Соломоновых до книги Еноха, от приписываемых александрийскими иудеями Сивилле Эритрейской пророчеств до рукописей Мертвого моря, вплоть до прямого и открытого призыва к ненависти в откровении Иоанна (Апокалипсисе) отвращение к Риму и его господству проявляется явно и неопровержимо».
Римские власти знали об этом и, в свою очередь, относились к христианам с подозрением и даже с отвращением, считая христианство «пагубным суеверием» (Тацит «Анналы», XV, 44). Впрочем, репрессии обрушивались не только на христиан, но также и на апологетов любых культов, которые вызывали подозрения в подрыве безопасности страны и общественного спокойствия. Однако защита безопасности государства, как и общественной стабильности, — естественная функция любого режима власти.
В работе Амброджо Донини «У истоков христианства» есть любопытный фрагмент: «Домициан стоит на втором месте в списке императоров, якобы преследовавших христиан. Против него церковная традиция всегда была настроена очень злобно, вплоть до того, что Домициана именовали “ожившим Нероном”». Удивляет слово «якобы». Складывается впечатление, что итальянский ученый сомневается в «страшных гонениях» на христиан.
Тем не менее проблемы у христианских общин с римской администрацией существовали, в чем они нередко были и сами не безгрешны. Истина, как известно, лежит посередине. Но нас данный сюжет интересует в плане сплочения христиан, усиления их солидарности, создания (а где-то и заимствования) форм взаимоподдержки и благотворительных начал.
Давление на христиан усиливало жесткость границ референтной группы. Поэтому христиане стремились помогать всем своим единоверцам или тем, кто выдавал себя за таковых. Об этом писал античный автор, очевидец событий Лукиан Самосатский: «Христиане проявляют невероятную быстроту действий, когда случится происшествие, касающееся всей общины, и прямо-таки ничего не жалеют. Поэтому к Перегрину от них поступали значительные денежные средства ввиду его заключения в тюрьме, которое превратилось для него в хороший источник доходов. ...Так вот, когда к ним приходит обманщик, мастер своего дела, умеющий использовать обстоятельства — он скоро делается весьма богатым, издеваясь над простецами». В дальнейшем потенциал помощи своим сильно возрос, благодаря тому что «своих», по крайней мере, в восточных провинциях империи, стало большинство населения, и это вполне объяснимо.
Ф.Ф. Зелинский выделял факторы, ускорившие объединения античных народов под знаменем креста: их политическая объединенность под сенью римской власти; внешнеполитическая организация населения; роль еврейства и еврейского прозелетизма в Римской империи; социальные кризисы и пауперизм.
Патриотизм, который раньше привязывал человека к его национальным богам, мало-помалу испарился, а с исчезновением обаяния национальных религий увеличивалась потребность в такой, которая бы обращалась к человеку безотносительно к его национальной и племенной квалификации. Если грек льнул к Зевсу, римлянин — к Юпитеру, египтянин — к Изиде, то «человек как таковой мог признавать только “бога” как такового». Именно такого бога (Theos Deus) давала ему христианская религия. Итак, политический космополитизм подготовил космополитизм религиозный.
Отметим еще несколько важных обстоятельств, которые также сыграли определенную роль в конституировании христианства как доминирующей конфессии. Римская империя включала в себя почти всю известную тогда ойкумену и обеспечивала защиту ее границ. Мир и порядок способствовали культурному обмену (метаболизму), и христианство постепенно отходит от «жизни еврейской», впитывая полезный опыт богатейших социальных практик античной цивилизации.
Другим важным обстоятельством был законодательный акт императора Каракаллы (188-217 гг.) — в 212 г. он даровал права римского гражданства всему свободному населению Империи, правда, исключительно в финансовых целях (граждане обязаны были платить налоги) [6. С. 332]. Тем не менее христиане стали равными тем же италикам и их интеграция в римский социум, надо полагать, усилилась. Возросли и финансовые возможности христианских общин в оказании благотворительной помощи единоверцам, что опять же способствовало вовлечению новых членов.
Однако, помимо социума Римской империи, античной культуры, к которым мы еще вернемся, существовал еще один очень важный источник христианской благотворительности — это иудейская традиция, запечатленная в Ветхом Завете Библии.
Библия представляет собой собрание книг, которые, согласно иудейской и христианской религиям, считаются Священными Писаниями божественного происхождения, сводом основных законов веры и морали.
Иудейская и христианская библия не совпадают. Священное Писание евреев сложилось до нашей эры на основе культов Древнего Израиля и Древней Иудеи, в то время как христианское учение возникло в эпоху разложения рабовладельческого строя. Иудеи не канонизировали книги, изданные в христианскую эпоху, в то время как христиане почитают написанные евреями книги за Священное Писание, что имеет значение для нашего исследования.
Итак, Библия состоит из двух частей: еврейской Библии, обычно называемой христианами Ветхим заветом, и исключительно христианских книг, объединенных под названием Новый Завет.
Итак, обратимся к Ветхому Завету как одному из источников христианской благотворительности. Ветхозаветная этика определяла благотворительность как важное почти сакральное деяние: «...к бедному ты будь снисходителен и милостынею ему не медли; ради заповеди помощи бедному и в нужде его не отпускай его ни с чем. Трать серебро для брата и друга и не давай ему заржаветь под камнем на погибель; располагай сокровищем твоим по заповеди Всевышнего и оно принесет тебе более пользы, нежели золото; заключи в кладовых твоих милостыню, и она избавит тебя от всякого несчастья» (Сир. 29.11-15; здесь и далее см. [7]).
В Ветхом Завете встречаются указания на все традиционные виды благотворительности, которые позднее вошли в христианскую благотворительную нормативную систему. Одним из таких видов значится помощь родственникам: «Если брат твой бедней и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришлец ли он, или поселенец, чтобы он жил с тобою» (Лев. 25.35).
Еще одна категория благополучателей появилась позднее и связана с социальным расслоением. Эго нищие, которым в Ветхом Завете уделяется достаточно много внимания: «Ибо нищие всегда будут среди земли твоей; поэтому я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (Втор. 15.11); некоторые советы по поводу нищих даются в этой же главе (Втор. 15.7-10).
Однако мало помогать бедным, необходимо их и защищать перед сильными мира сего и просто от дурных людей: «Открывай уста твои для правосудия и для дела бедного и нищего» (Притч. 31.9).
«Открывай уста твои за безгласного и для защиты всех сирот» (Притч. 31.8). Поддержка сирот и вдов — еще один вид благотворительности, отраженный в этических установках Ветхого Завета. Благословения погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость (Иов 29.13). В книге Иова есть и другие фрагменты, посвященные вдовам и сиротам (Иов 29.12; 31.16-17).
В христианство перешла еще одна практическая установка — «накорми голодного». «Разделяй с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся» (Ис. 58.7).
В пророческих речах присутствуют возвышенные и в то же время экзистенциально мудрые высказывания: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою» (Притч. 25.21). Лучше быть добрым к врагу, попавшему в беду, и сделать из него друга, чем плодить врагов. В тексте Ветхого Завета упоминается и необходимость заботы об узниках (Ис. 58.6; 61.1).
Тем не менее перечисление видов благотворительной деятельности — это еще не все наследие Ветхого Завета. В книге пророка Даниила говорится о прощении грехов, что позднее стало одной из важнейших заповедей христианства; «Посему, царь, да будет благоугоден тебе совет мой; искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным; вот, чем может продлиться мир твой» (Дан. 4.24), т.е. человеку благотворительному было обещано прощение его грехов, что до сих пор является христианской традицией.
Таковы ветхозаветные истоки христианской благотворительности, которые были в дальнейшем развиты в книгах Нового завета, в Посланиях и деяниях апостолов в Didascalia Apostolomm и других трудах более поздних античных христианских авторов. «Но Вы любите врагов ваших, и благодарите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет Вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо он благ к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосердны, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6.36).
«Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5.7), «Христос осудил тех, кто отказал в помощи ближнему» (Мф. 25.31-46).
Христианская благотворительность — это добровольная забота о тех, кто нуждается в поддержке, защите; помощь вещами, деньгами, едой, советом, трудом и просто сочувствием, умением выслушать человека попавшего в беду. «Надобно поддерживать слабых и помято- вать слова Господа Иисуса, ибо он вам сказал: “Блаже- нье давать, нежели принимать”» (Деян. 20.35).
Всякая благотворительность ценна, если совершается от полноты веры и любви: и две лепты вдовицы (Мк. 12.42-44), и чаша воды, поданная жаждущему (Мф. 10.42). Истинный благотворитель поделится последним, дабы исполнить свой долг христианина.
Центральное место в христианских текстах уделяется милостыне, т.е. различным видам материальной поддержки. В евангелиях даются строгие указания по поводу различных аспектов подачи милостыни, на самом деле очень непростого феномена: «Всякому просящему у тебя давай, и от взявшего твое не требуй назад» (Лк. 6.30), «и как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6.31).
Как мы видим в дальнейшем, не все авторы раннего христианства разделяли принцип «слепой» раздачи милостыни. Тем не менее в отношении благотворительных дел как «ярмарки тщеславия» никаких расхождений нет. «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6.1). Итак, «...когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (Мф. 6.2). Искренние благодеяния не занимаются поиском светской славы, людской похвалы, наград от власти.
Таковы нравственные установки Нового Завета, позднее развитые в Посланиях Апостолов, Didascalia Apostolomm (Апостольских Постановлениях), трудах святителей. «Будем же прощать грехи ближних, будем творить милостыню, будем смиренными», — писал Иоанн Златоуст.
Постепенно в лоне церкви формируются принципы служения ближним. Церковная благотворительность эволюционирует и превращается в достаточно строгую систему социального служения.
Метки: благотворительность
Pages: 1 2

Зарождение и развитие благотворительности в Киевской Руси

Введение
Благотворительность — это многоаспектная человеческая деятельность, социальный, психологический и экономический феномен, который имеет свою давнюю историю. Первичная форма благотворительности в виде подаяния милостыни нищему, встречается уже в самые отдаленные времена и впоследствии возводится в религиозную обязанность. Милосердие — основа религиозной морали и служит обоснованием различных видов благотворительности.

Зарождение благотворительности в Киевской Руси связывается c принятием христианства. Киевский князь Владимир Уставом 996 г. официально вменил в обязанность духовенству заниматься общественным призрением, определив десятину на содержание монастырей, церквей, богаделен и больниц. В течение многих веков церковь и монастыри оставались средоточием социальной помощи старым, убогим и больным. Сам князь Владимир служил для народа образцом сострадания и был «истинным отцом бедных». Преемники князя следовали его примеру. Владимир Мономах так изложил обязанности князя по отношению к бедным: «Будьте отцами сирот; не оставляйте сильным губить слабых; не оставляйте больных без помощи».
Благотворительность, как социальное явление российской действительности имеет многовековые традиции. Сострадательное отношение к бедным и увечным, различные простейшие формы благотворительности входили в обычаи восточных славян еще в VII-VIII вв. Среди основных направлений социальной помощи в Киевской Руси в IX в. значительное место принадлежало княжеской благотворительности. Летописи отмечают такие «богоугодные деяния» князей как раздача милостыни, кормление нуждавшихся на княжеском дворе, устройство приютов для калек.
В целях упорядочения благотворительности в 996 году Великий князь Владимир Святой издал Устав, согласно которому социальное призрение отдавалось под покровительство церкви.
В Древней Руси при всякой приходской церкви имелась богадельня, а при некоторых монастырях образовались целые слободы нищих. Помощь бедным была делом отдельных лиц и не включалась в круг государственных обязанностей. Отличительной чертой благотворительности этого периода была «слепая» раздача милостыни, при которой какие-либо расследования о нищих, расспросы не производились.
Но уже в эподу Ивана Грозного, Стоглавый Собор (1551 г.) констатирует страшное развитие нищенства и при этом указывает на отсутствие надлежащих мер призрения. Собор рекомендовал: «всех прокаженных и престаревших переписать по всем городам и в каждом устроить богадельни мужские и женские». Содержание призреваемых полагалось осуществить за счет частной милостыни. Заботы правительства о надлежащей организации богаделен были до конца XVIII века весьма слабы.¹ Необходимо отметить, что, несмотря на дальнейшее развитие благотворительности в Росси, расцвет её пришелся на времена Киевской Руси и Великого князя Владимира Святого, которого за его многочисленные благие дела канонизировала православная церковь.
Тема этой работы «Княжеская благотворительность в Киевской Руси».
В ходе работы мы рассмотрим роль христианства и церкви на развитие благотворительности в Киевской Руси, проанализируем причины благотворительных деяний  Великого князя Владимира Святого и других князей и великих людей того времени.
1. Христианство и его роль в развитии благотворительной деятельности
Частная благотворительность имеет глубокие исторические корни в России, практические навыки такой деятельности воспитывались в старину. Древнерусское общество, принимая христианство, с пониманием восприняло вторую из основных заповедей – о любви к ближнему. Свое выражение она получила в раздаче милостыни. Идея милостыни лежала в основании практического нравоучения, потребность в этом воспитывалась всеми тогдашними средствами духовно-нравственной педагогики.
Любить ближнего – это, прежде всего, накормить голодного, напоить жаждущего, посетить заключенного в темнице. Благотворительность была не столько вспомогательным средством общественного благоустройства, сколько необходимым условием личного нравственного здоровья. Древнерусский благотворитель менее помышлял о том, чтобы добрым делом поднять уровень общественного благосостояния, а более о том, чтобы возвысить уровень собственного духовного совершенствования. Древняя Русь понимала и ценила только личную, непосредственную благотворительность, подаваемую из руки в руку, втайне от постороннего взгляда. “В рай входят святой милостыней, – говорили в старину, – нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается”.² Благотворителю нужно было воочию видеть людскую нужду, которую он облегчал, чтобы получить душевную пользу; нуждающийся должен был видеть своего благодетеля, чтобы знать, за кого молиться. Как и повсюду в Европе, в Древней Руси дело призрения бедных находилось в руках Церкви и особенно монастырей, располагавших обширными фондами (в том числе благодаря обычаю князей давать Церкви “десятину” – одну десятую со всех княжеских доходов). Именно при монастырях возникали богадельни, бесплатные больницы. Через Церковь, куда передавали свои пожертвования доброхоты, благотворительность осуществлялась фактически до конца XVII в.
Древнерусские цари накануне больших праздников, рано по утрам, делали тайные выходы в тюрьмы и богадельни, где из собственных рук раздавали милостыню арестантам и призреваемым, также посещали и отдельно живших убогих людей.
Нищенство считалось в Древней Руси не экономическим бременем для народа, не язвой общественного порядка, а одним из средств нравственного воспитания народа. Как живое орудие душевного спасения, нищий нужен был древнерусскому человеку во все важные минуты его личной и семейной жизни, особенно в минуты печальные. Трудно сказать, в какой степени такой взгляд на благотворительность содействовал улучшению древнерусского общества.
Причины столь сложного в экономическом отношении явления, как нищенство, не могут быть исчерпаны несколькими словами: оно требует целого исследования. Но, не касаясь общих причин нищеты, присущих любой стране и любому времени, обходя причины, породившие исключительно русское нищенство, я позволю себе указать на то, что характер самой древнерусской, допетровской благотворительности способствовал развитию нищеты: благотворительная помощь оказывалась, главным образом, в виде «ручной» милостыни, наивреднейшей формы благотворительности, носящей в себе элементы случайности и безразборчивости и неминуемо влекущей за собою появление профессионального и притворного нищенства; трудовая помощь почти не применялась; предупредительная благотворительность была развита слабо; репрессивные меры отсутствовали; наконец, не было столь необходимого объединительного органа в благотворительной деятельности. Словом древнерусскую благотворительность можно охарактеризовать такими же выражениями, в каких английский писатель ХVII века Фуллер в своей Church History (1656 г.) отзывается о средневековых аббатствах: «их гостеприимство было ложным милосердием», они «кормили тех бедных, которых они сами же создавали».
Никакими методами социологического изучения нельзя вычислить, какое количество добра вливала в людские отношения эта ежедневная, молчаливая тысячерукая милостыня, насколько она приучила людей любить человека и отучала бедняка ненавидеть богатого. Явственнее всего обнаруживалось значение такой личной милостыни, когда нужда в благотворительной помощи вызывалась не горем отдельных несчастливых людей, а народным бедствием. Природа нашей страны издавна становилась доброй, но иногда бывала своенравной матерью своего народа, который, может быть, сам же и вызывал ее своенравие своим неумением обращаться с ней. Недороды и неурожаи были нередки в Древней Руси. Недостаток экономического общения и административной распорядительности превращал местные недоборы продовольствия в голодные бедствия.
Благотворительность есть неотъемлемая часть природы человеческой, являясь одним из важнейших условий выживания человека разумного. В дошедших из глубины веков мифах и сказаниях практически всех народов Земли присутствуют мотивы бескорыстной помощи ближнему, взаимовыручки, сочувствия, сопереживания. В основных моноистических религиях — иудаизме, христианстве, исламе — в той или иной форме проповедуется гуманистическое отношение к обездоленным, попавшим в беду людям.
Так и христианство, пришедшее в Киевскую Русь на рубеже первого и второго тысячелетия, завоевало сердца людские в первую очередь своими догматами, гласившими о человеколюбии, справедливости, порядочности, скромности, о спасении души, совпадшими с принципами народной духовности. Христианство сыграло свою позитивную роль, в том числе и в возвышении уже существовавшего в Киевской Руси обычая помогать ближнему. Если б этого не было, если б гуманистические идеи новой религии не оказались так созвучны мыслестрою большинства, то, несмотря на безусловную выгодность нововведений для администрации («Один Бог на небе — один князь на земле»), вряд ли христианство было бы внедрено даже силовым методом.
Внедряя христианство, князь Владимир в первую очередь предпринимал обращение к душе человека, делая акцент именно на милосердии новой религии, противоставляя ее жестокости прежних богов. Призывал заботиться о ближних своих, говоря: «Блаженны милосердные, ибо помилованы будут», «Просящему у тебя дай, и от жаждущего занять от щедрости твоей не отворачивайся». Согласно летописям, велел князь: «Всякому нищему и больному приходить на двор княжий, брать еду и питье и деньги из казны княжеской». А так как многие искалеченные и больные физически не могли добраться до княжеского подворья, повелел князь Владимир изготовить телеги, куда загружали хлеб, мясо, овощи, рыбу, мед и квас в бочках и возили по Киеву, спрашивая: «Где больные, где нищие, что ходить не могут?». Желая максимально развивать принципы благотворительности, князь Владимир в 996 году издал Устав, в котором ввел специальный налог — «десятину», предназначенный именно на содержание благотворительных учреждений: приютов и лечебниц, училищ для малоимущих... кроме того, ввел специальные народные праздники, во время которых осуществлялись «угощения» вдов, нищих, сирот, бездомных, подача им милостыни.
Наследники мудрого князя следовали по его стопам, благотворительность в Киевской Руси все более принимала характер организованной государственной помощи малоимущим. Князь Ярослав Владимирович основал сиротское училище, в которое ежегодно принималось на полный пансион около 300 подростков. При поддержке князей Изяслава и Всеволода Ярославивичей епископ Переяславский Ефрем построил бесплатные лечебницы для больных и сирот, обеспечив постоянное дежурство врачей и медперсонала, питание, набор лекарств.
При князе Владимире Мономахе сфера благотворительности еще более расширилась. Процитируем строки из «Духовной» — завещания своим детям: «Когда поедете по землям своим, не давайте обижать ни в селе, ни в поле, чтоб не проклинали вас потом. Куда поедете, там станьте, напоите, накормите бедных...»
Именно воспитанное в поколениях стремление делать добро, стремление к взаимовыручке, благотворительности и спасло народ в период разгрома Киевской Руси и последующего за ним ига.
Метки: благотворительность
Pages: 1 2